 |
| |
|
|
| |
"Российская Музыкальная Газета" №02'1990 (КАТАЛОГ)
«КАТАЛОГ» - ГРУППА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
 Когда в 1982 году им удалось записать свой первый и единственный магнитофонный альбом, они совершенно не знали, что с ним делать. «Я переписывал эти песни на кассеты в различном порядке и дарил своим знакомым — рассказывает Александр Сычев, — Для каждой кассеты я придумывал свое название альбома и группы. Когда несколько лет спустя наши записи стали всплывать то там, то тут, меня очень забавляло, что никто не знает, кто это...»
..Ты хочешь, чтобы я рассказал об истории «Каталога»? Пожалуй, стоит вспомнить творческий клуб Свердловского архитектурного института, организованный в 1975 году. Там крутились, например, Игорь Скрипкарь и Саша Пантыкин, которые потом сделали «Трэк» и «Урфин Джюс». Я в основном играл на бас-гитаре и акустике с пианистом Евгением Никитиным. Тогда все мы были без ума от «YES» и делали какое-то подобие джаз-рока с использованием классики и русских мелодий. Когда в 1978 году мы закончили институт, все это благополучно развалилось...
...Где-то году в восьмидесятом я сошелся со Славой Андроновым, дизайнером, которого казалось, еще не совсем «засосала» конторская и семейная жизнь. Некоторое время мы пытались играть «хиппо-джаз» с использованием домры и деревянных дудок. Однажды Слава сказал: «Может, хватит пижонить? Давай напишем простые и понятные песни, которые понравились бы нашим друзьям». Мы попробовали, и Слава сочинил «Песню про начальников», в которой один начальник отдает приказ другому, рангом поменьше, и так далее из куплета в куплет. По тем временам эта была довольно едкая штука. Я придумал «Если вас тревожит что-то» — придурковатую песенку о человеке, мечтающем выпить, поболтать с друзьями и провести ночь с веселой подружкой. Все это было до примитива просто, усваивалось на раз и после замысловатого «хиппа-дриппа» выглядело очень свежо.
Тогда я впервые понял, что интересные штуки можно делать, вовсе не будучи классным музыкантом и изощренным композитором. Эта идея так запала мне в душу, что я до сих пор от нее не отказываюсь, хотя порой от нее и страдаю. «Никакой профессионализации — решили мы со Славой. — Наращивание техники — это для тех, кто рвется на эстраду. Если песня хорошая — она не требует никакой музыкальной обработки».
Осенью 1982 года мы уединились на турбазе и, обив стены комнаты одеялами, записали около пятнадцати песен, используя магнитофон «Эльфа» и две акустические гитары. Насколько широко расползлись наши записи судить не могу, В то время я где-то прочел об «анонимном искусстве», такой штуке, в которой вещь оценивается по своим качествам, а не потому, насколько известный человек ее создал.
В 1986 году у нас в Свердловске началась заварушка с рок-клубом, и я решил под шумок «выставить» свою рок-группу. Так появился «Каталог» — группа с нестабильным составом, в которой, по моей мысли, мог играть каждый желающий, независимо от данных и музыкального опыта. В тот год таких людей оказалось шестеро. Порепетировав два вечера мы появились на первых «мастерских» рок-клуба без электрогитар, зато с гармошкой. Качество звука у всех наших групп в то время было невысоким, так что мы прошли «на ура», видимо, за счет непосредственности и молодецкого азарта.
Однако, год спустя, наша поредевшая, потерявшая новизну и не отягощенная музыкальными навыками группа выглядела просто нелепо рядом с преуспевающими «Наутилусом», «Алисой», «Калиновым мостом». Я понял, что времена изменились и наша «халява» кончилась...
В начале 1989 года я остался один. Работать «на идею» больше не хотел никто. Цены на инструменты баснословно выросли. Достать хорошую импортную ленту для записи было невозможно. Тогда, взял гитару и поехал на Север с одной из групп, выступая между отделениями в качестве барда...
Зачем я пишу песни? Наверное, для того, чтобы определить свое место среди людей, отделить тех людей и те их качества, которые мне нравятся, от тех, которые мне не нравятся... Я не считаю себя хорошим поэтом и уж тем более музыкантом, но думаю, что иногда мне удается в этой области что-то сделать. По молодости у меня была еще одна дурацкая идея, от которой я тоже не полностью отказался. Суть ее состоит в том, что люди могли бы чувствовать большую свободу, если бы научились быстро осваивать самые различные виды деятельности. Меня буквально трясет, когда мне говорят «кто тебе разрешил писать — ты же не писатель» или «давай мы возьмем твою песню и профессионально обработаем». В конце концов, это мое право решать, чем мне заниматься и хватит ли у меня для этого сил...
Музыкальные пристрастия? Как-то не хочется делить музыку на виды и жанры. Мне нравится рок, но я прекрасно знаю, что многие барды — это те же рокеры, у которых престо не хватает денег на аппаратуру или организаторских способностей, чтобы держать группу... Мне очень импонирует та часть бардовской музыки, которую сейчас — видимо, спохватившись—стали называть акустическим роком. А вообще-то я люблю «Кино». Мы с моим двенадцатилетним сыном как-то попали на их концерт, и он там сжег две коробки спичек. Это было здорово!
О своих планах говорить не люблю. Честно говоря, имея в запасе около пятидесяти песен, хотелось бы сделать хотя бы одну запись, которую можно слушать...
Из песен высылаю те, которые, как мне кажется, меньше теряют при переводе в «стихи».
Александр СЫЧЕВ
Рис. А. НАПЛАВСКОГО
НАЕДИНЕ С ХЕМИНГУЭЕМ
Нет занятья веселее, чем читать Хемингуэя,
Выбрав угол потеплее и плеснув вина в стакан,
В эти самые мгновенья оживают представленья,
Появляются виденья, будто смотришь на экран...
До чего же ясно вижу как мы бродим по Парижу,
Опускаемся все ниже вдоль каких-то старых стен,
Пьем лионского разлива замечательные вина
И прекраснейшее пиво на бульваре Сен-Жермен...
Мы в Италии, в Триесте, все в Италии мы вместе,
Нынче ужинаем вместе, отдавая долг еде,
Ну, а пьем сегодня в меру — заказали редереру,
Золотистую мадеру и немного мюскаде...
Мы шагаем по Мадриду, мы взираем на корриду,
Мы с Ямайки во Флориду перевозим тайный груз,
Страха нету и в помине — пьем отличное мартини,
Пьем баккарди и дайкири столь приятные на вкус...
До чего ж Хемингуэй тонко чувствует людей —
В целом свете, в целом свете нет писателя сильней!
Я окреп, зарос бородкой — мы гонялись за подлодкой,
Похмелялись только водкой — это было тяжело,
Мне сказали — пей с любою, лучше с содовой водою
И следи-ка за собою, чтоб тебя не развезло...
Дальше помню как в тумане: швартовались мы в Гаване,
Я уснул, закрывшись в ванне, хмель не в силах победить,
А старик поднялся вскоре, проворчал «с такими — горе».
Он ушел с рассветом в море и не стал меня будить...
До чего ж Хемингуэй тонко чувствует людей,
В целом свете, в целом свете нет писателя сильней!
«НАРОД—ДУРАК»
Мой друг кооператор, престиж его возрос,
Он делает девчатам заколки для волос,
Он действует умело, добился многих благ,
Он любит это дело, он говорит мне так:
«Народ — дурак!»
Его сосед Альбунин, что в «консу» поступал,
Недавно в нашем клубе с концертом выступал,
Болел душой и телом, краснел лицом как рак,
А вечером соседу сказал об этом так:
«Народ — дурак!»
Моя жена Наташка с командой простофиль
Недавно по видяшке смотрела порнофильм,
Два дня потом смеялась, глядела, будто враг,
На третий акклималась и мне сказала так:
«Народ — дурак!»
Мы тут на службе летом избрали ЭС ТЭ КА:
В совет попал директор, евонный зам Лука,
Профорг, болтун отпетый, парторг, прогресса враг,
Мы как один об этом сказали после так:
«Народ — дурак!»
Я бедный Буратино в загадочной стране,
Пугаюсь беспричинно, не знаю что и где,
Где крикну: «Власть народу!», где выклянчу трояк,
Где, принципу в угоду, скажу примерно так:
«Народ — дурак!»
Автор: Старый Пионэр
опубликовано 15 июля 2005, 14:31
Публикуемые материалы принадлежат их авторам.
Другие записи архива
|
|
| |
|
|
|  |
|